День освобождения станицы, хуторов от немецких оккупантов приравнен к самым светлым праздникам. Кто пережил ужасы фашистского «нового порядка», тот никогда их не забудет… О пережитом рассказывают наши земляки.

Виктор Данилович Озивской, житель города:

— Наша мама умерла в канун войны, оставив отцу восьмерых детей. Уже пылали города и села, а военкомат не торопился с повесткой. Когда же фашисты приблизились к Кубани, отец погладил каждого из нас крепкой ладонью кузнеца и ушел на фронт. Старшие дети присматривали за младшими — так и держались.

Фашисты облюбовали нашу хату, определили на постой нескольких солдат. Если кто-то из земляков, делясь воспоминаниями, скажет: немцы были разными, иной и конфету ребенку давал, то это правда. Даже зверь, тоскуя по своим детенышам, не всегда показывает зубы. Один из немецких солдат не только угостил меня конфетой, но и превратил свой брючный ремень в качели, усадил на них.

Но вот заявился офицер, пролаял какую-то команду, и «ласковый» солдат превратился в робота с оловянными глазами и штыком в руках. Не рассуждая, не сожалея, такие «добрячки» отрезали голову местному председателю колхоза, бросили израненного советского летчика в его горящий самолет, набили очередной телячий вагон 16—17-летними подростками и отправили на рабские работы в Германию, выбросили на мороз плачущего от голода ребенка, мешавшего им отдыхать, расстреляли семьи колхозных активистов и командиров Красной Армии. Дня не проходило, чтобы станица Славянская не содрогалась от зверств оккупантов.

…В 1946 году вернулся отец. И не один — с новой женой и ее тремя детьми. Объяснил нам, что после войны его задержали на один год: очень нужны были каменщики и кузнецы на восстановлении Севастополя. Там он познакомился с доброй, трудолюбивой женщиной. Десять детей за столом и неунывающие отец и мачеха… Выжили, нашли свое место в жизни — в институтах, на заводах, в поле.

Сейчас нас осталось шестеро. День освобождения станицы Славянской — незабываемое для нас событие.

Лидия Михайловна Тихая, председатель совета ветеранов Коржевского поселения:

— Наше поселение лежит на западной окраине Славянского района, ему в 1942—1943 годах и досталось больше бед, чем другим. Во-первых, оно прилегало к бывшей «Голубой линии» — укреплениям врага. Во-вторых, отступающие фашисты мстили коржевцам за свои неудачи. Это у нас есть славянская Хатынь — один обелиск на месте бывшего хутора Свистельникова. От цветущих садов колхоза «Красный хлебороб», от школы, мельницы, клуба и ухоженных домов остались битые кирпичи да ржавые осколки.

Не меньше пострадал и Коржевский. Свидетели тех событий, брат и сестра Николай Петрович Павленко и Раиса Петровна Колпакова, рассказывают:

— Осенью 1942 года хозяевами нашего хутора стали оккупанты — в основном румынские солдаты. С утра Коржевский оглашался криками и плачем женщин, детей, визгом свиней, кудахтаньем кур. Значит, вышли на «боевое задание» румынские мародеры. Забирали у беззащитных жителей последнюю свинью, сворачивали головы домашней птице, требовали самогон, кукурузу. За малейшее сопротивление поджигали сено, дома хуторян. Пьяные, разнузданные, солдаты хватали девушек и женщин. Наши красавицы отрезали косы, одевались в рванье, мазали лица сажей, но и это не помогало: «ухажеры» были не «краше» — вшивые, грязные. А потом оккупанты согнали весь хутор, включая стариков и детей, выстроили в колонну и погнали в сторону Керчи. Во всём Коржевском не тронули только одну семью — Ольги Федоровны Костырко. На своих воротах она написала: «Тиф». Румыны стороной обходили эту хату, а хозяйка дождалась освобождения и ушла добровольцем на фронт.

Колонна шла долго и трудно. Дети и женщины разучились плакать. Обгоняя голодных, избитых людей, шли на запад немецкие грузовики с ранеными оккупантами. Перевязанные, злобные, они кричали: «Русские свиньи!» — и плевали на изможденных людей. У керченской переправы скопились тысячи увозимых в рабство кубанцев. Встретились родные, знакомые. Обнимались, беззвучно плакали, прощались навсегда. На паром людей, как скот, загоняли ударами прикладов. Кто падал за борт — тут же тонул. Немцы торопились, видя в небе краснозвездные самолеты.

В Керчи жители хутора в числе других кубанцев были загнаны в товарные вагоны, и состав взял курс на Польшу. Там работали на панов и считали дни до своего освобождения. И тот час настал… В Коржевском — три полуразрушенные хаты, сплошные воронки, на полях мины, человеческие кости. На этой ниве смерти мы находили кусты зрелой пшеницы, собирали каждое зернышко, засевали грядки. Верили, что наш хутор снова станет цветущим. И он таким стал.

Записал Н.Заболотный