Памятная дата напрямую связана с трагическими событиями в городе Беслане 1-3 сентября 2004 года, когда в течение трёх дней террористы удерживали в здании  школы № 1 более 1100 человек, преимущественно детей, их родителей и сотрудников школы, в нечеловеческих условиях, отказывая заложникам даже в минимальных естественных надобностях. Общий счёт потерь в результате теракта составил более 330 человек убитыми, из которых 186 были дети, и свыше 800 человек ранеными.

Наш земляк Виталий Чайка этим летом побывал в Беслане и поделился с читателями «Зари Кубани» своими эмоциями:

«В городок, расположенный в трех десятках километров от Владикавказа, я заехал, возвращаясь из поездки в Чечню. Всегда хотелось узнать поближе культуру народов Кавказа, и свой отпуск в этом году я посвятил именно этому. Так получилось, что в Беслан добрался уже вечером. Начинало смеркаться, и подвозивший меня седой мужчина — как оказалось, местный житель — поинтересовался, где я остановился. Узнав, что нигде, тут же предложил переночевать в его доме — традиции гостеприимства в Северной Осетии, как и в любой другой кавказкой республике, сильны и по сей день. «Контрольным выстрелом» для пожилого человека стал мой ответ, для чего я приехал. Старик даже изменился в лице, голос его стал тише, а глаза повлажнели. Чуть позже я понял: над трагедией 17-летней давности здесь оказалось не властно даже время. Невыносимая боль живет в сердце каждого жителя города до сих пор. И вряд ли когда-нибудь угаснет. Как и память о 334 убитых, из которых 186 — дети.

Я не знаю, много ли на свете мест, где хочется спросить у Всевышнего: «Где Твоя справедливость, Господи?!», но «Город ангелов» — расположенное на окраине Беслана мемориальное кладбище, на котором похоронены жертвы теракта — бесспорно, одно из них. На гранитных плитах — детские игрушки. Сотни игрушек. Больших и маленьких. Забавных и грустных. Их уже никогда не обнимут нежные детские руки. И от осознания этого становится невыносимо тяжело, к горлу подкатывает комок, и ты просто не в силах совладать с нарастающим ощущением безысходности в собственном сердце. Не укладывается в голове, что для большинства всех этих детей первый день их новой жизни стал их последним днем.

Здание самой школы, где в течение трех дней в невыносимых условиях удерживались более 1000 человек — учеников, педагогов и пришедших на первосентябрьскую линейку родителей школьников с их маленькими братьями и сестрами — после трагических событий восстанавливать не стали. Оно так и стоит — с зияющими глазницами выбитых окон, заглядывать в которые страшно даже сейчас, по прошествии 17 лет. Если приподняться и все-таки всмотреться в полумрак коридоров, то можно увидеть вывешенные на стенах таблички. В тех самых местах, где, заслоняя собой детей от огня боевиков, погибли бойцы спецподразделений.

Честно —  у меня катились слезы, хотя я их старательно пытался не показывать, не выплескивать наружу, одергивая себя внутренне старой, как мир, фразой — «Ну не плачь, ты же мужчина»… Но, наверное, бывают случаи, когда плачут  даже мужчины. И им от этого не стыдно. Мне не стыдно, что я плакал в спортивном зале первой школы Беслана — изрешеченном пулями и, кажется, до сих пор хранящем в себе резкое эхо выстрелов,  отчаяние молитв взрослых и надрывные звуки иссохшего плача перепуганных детей. Вся боль тех сентябрьских дней, кажется, зацементировала время в этом небольшом пространстве спортивного зала, и оно остановилось. Чтобы помещение не разрушалось от действия влаги, сейчас над ним для защиты от дождей и снега возвели купол, хотя пагубное влияние сырости всё равно сказывается и на внутренней отделке спортивного зала, и на железных конструкциях, служивших когда-то опорой для обрушившейся после взрывов крыши…

Но приходящие сюда люди словно не замечают всего этого. В глаза бросается другое — установленные между пролетами окон стенды с фотографиями улыбающихся детей и педагогов, обгоревший турник, покореженное баскетбольное кольцо, сотни дырок от пуль на стенах, сиротливо висящий на одной из перекладин портфель девочки-первоклашки, так и не дождавшейся своего первого урока… И просто море игрушек. А еще сотни бутылок с водой. Они, на мой взгляд, вообще стали одним из главных символов бесланской трагедии, как жуткое напоминание о нечеловеческой жажде измученных людей. Ведь не секрет, что заложникам приходилось пить даже собственную мочу.

У входа в школьный спортзал установлена колокольня. Хотя ее даже и колокольней-то не назовешь — невысокая перекладина с двумя маленькими колоколами. Но когда они звучат — гулко, протяжно, — то, кажется, этот печальный набат слышит весь мир, потому что это плач колоколов о расстрелянном детстве Беслана.

Есть вещи, о которых нельзя говорить даже шепотом.  Помните о детях, ушедших рано и оставивших своим родителям только осиротевшие игрушки. Только улыбки на фото. Помните. Ибо в этом главная сила живых.»